Затворница называет свой дом скитом, а комнату – кельей. Здесь нет электричества, газа и банальных удобств.

В двух часах езды от Твери открывается совершенно другой мир – немного диковатый, по-своему прекрасный, завораживающий и в чем-то первозданный. Мир золотистых осенних лесов на холмах, извилистых речушек, тишины и простых людей – Максатихинский район. Суета – чуждое для этих мест слово. Размеренность, покой и созерцание подходят больше.

В 15 километрах от райцентра совершенно одна в лесу живет 64-летняя пенсионерка из Москвы Валентина Журавлева. Она не может ходить, передвигается на инвалидной коляске, и она по-своему счастлива.

«ГОЛОВИНСКАЯ ШПАНА»

Раньше здесь была деревенька Доклинский Починок. Сейчас вы не найдете её на карте. Деревня, в которой когда-то было 11 домов, ныне нежилая. Среди сосен, березок и бурьяна покоятся останки сгоревших хат. Не тронут огнем лишь один домик, 6 на 6 метров жизни среди тлена.

На несуществующую улицу из грубых тесаных бревен смотрят белые окна в бирюзовых наличниках. Из печной трубы уютно вьется дымок. На входе – самодельный пандус из досок. За покосившейся дверью – комнатка с пружинной кроватью, миниатюрная тахта с раскрытым молитвословом, белые обои с красными цветами. В углу – крохотная печурка с весело потрескивающими поленьями и ее “старшая сестра” – русская печь с чугунком. На столе – малосольные огурчики, грибы, яблоки, конфеты, чай, свеча, спички… Рядом маленький алтарь с иконами и лампадой. Над кроватью – в красном углу – еще иконы…

Хозяйка в инвалидном кресле споро передвигается по скрипучим половицам. «Это моя келья», – встречает Валентина Ивановна.

Ей 64 года. Родилась в Подмосковье, в Головино.

– Мы «головинская шпана», – поправляет пуховый платок на плечах Валентина Ивановна. – Как в Шанхае – грязь, свиней держали – москвичи знают, что это такое. Потом мы с родителями перебрались в пятиэтажную хрущевку в Москве.

– Были ведь и светлые моменты жизни в вашем детстве?

– Мама как меня родила, через пару месяцев пошла на фабрику работать. Тогда так было принято: все работали, никто этого не чурался и не филонил. Так что воспитывала меня наша соседка Евгения Ниловна. Она была очень верующий человек, мы каждое воскресенье ходили в церковь. Вот это мои светлые воспоминания.

ВОЕННЫЙ ПЕРЕВОДЧИК И «АВГУСТОВСКОЕ ВЫПАДАНИЕ ИЗ ОКОН»

Окончив школу, Валентина поступила в институт иностранных языков имени Мориса Тореза. В совершенстве овладела французским и английским, бегло разговаривает на итальянском и испанском. Стала военным переводчиком, а после четвертого курса на год уехала на практику в Алжир. «Мне там не нравилось – задавили политикой», – с какой-то брезгливостью вспоминает она. О советском времени Валентина Ивановна говорит эмоционально: ее раздражает упоминание аббревиатуры КГБ. В тотальном контроле той эпохи и отношении людей к верующим чувствуется личное – судьба ее отца, художника Ивана Дмитриевича Журавлева:

– Он был истинно верующий человек и не скрывал этого, как другие, в советские времена. За то и был гоним, но терпел, прощал всех.

Отшельница крестится и на минуту замолкает. Затем поднимает глаза. То ли так упал свет, то ли это был обман зрения, но ее светло-серые глаза всколыхнулись синевой и заискрились.

– Сегодня день рождения папы, 6 октября. Он родился в Тверской области в Никольском. Это совсем рядом. Отсюда в 1944 году призывался в армию. У папы было два ранения, в голову и в ногу. После войны работал шофером, милиционером. Моя мама Нина Гавриловна тоже из Тверской области, из-под Ржева, в годы войны попала под оккупацию. Она была простой женщиной. Познакомившись, они с папой переехали в Москву, а там и я на свет появилась.

Институт, Алжир, затем – 16 лет работы переводчиком в Интуристе. В августе 1991 года Валентина упала с четвертого этажа хрущевки, где жила с мужем Александром. Вспоминать об этом не любит, пытается уйти от неудобных вопросов, замолкает… А затем неожиданно произносит:

– Это был переворот, революция, августовский путч. Я выпала из окна, упала на яблоню, затем на землю, сломала позвоночник, выжила… Вообще в Москве тогда это называли «августовское выпадание из окон». Помните Николая Кручину? (управляющий делами ЦК КПСС. – Ред.) Он тоже выпал из окна, покончил с собой.

«ДЕТИ УЕЗЖАЮТ ОТСЮДА ОКРЫЛЕННЫМИ»

Всё – больше о несчастье, случившемся с ней, она не говорит ни слова. Получив инвалидность, Валентина Ивановна стала преподавать английский на дому. Александр ее не оставил в беде, муж всегда был рядом. Стремясь уехать от московской суеты, они купили домик под Максатихой. Этот самый, в котором мы пьем чай. Перебирались сюда на лето. В 2009 году супруга не стало. С тех пор Валентина Ивановна одна. Большую часть года проводит отшельницей в своем лесном домике. Здесь ей хорошо и спокойно, к этому и стремилась. На зиму перебирается в московскую квартирку.

– У меня нет ни близких людей, ни друзей, есть недоброжелатели, но я на них не злюсь, напротив – молюсь за этих людей, – кротко улыбается она.

Впрочем, у отшельницы все же есть друг и собеседник. Протоиерей Виталий, настоятель Всехсвятского храма поселка Максатиха, благочинный Максатихинского округа, часто ее навещает. Вместе с детьми из своего прихода привозит дрова, помогает по хозяйству, беседует, заботится, понимает.

– С Валентиной Ивановной мы знакомы десять лет, – рассказывает батюшка корреспонденту Tverigrad.ru. – Она часто причащается, исповедуется, а созваниваемся мы чуть ли не каждый день. С Валентиной очень интересно поговорить, обогащаешься сам, это очень образованный и интеллигентный человек. Она понуждает себя здесь жить. Ей здесь нравится, она хочет какого-то уединения. Ведь суета заедает всякого человека. Иногда мои прихожане, в том числе и дети, жалуются: «Ой, батюшка, так плохо жить…». Я их привожу сюда, и Валентина им рассказывает о том, что она инвалид и ничего – живет и не ропщет, не суетится. И оказывается, что те проблемы, которые есть у людей, которые кажутся им страшными и непреодолимыми, преодолеть можно. И дети уезжают отсюда окрыленными.

«ПОБОЙТЕСЬ БОГА! ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ИНВАЛИД»

Разговор с отшельницей может показаться бесконечным. Бесконечно интересным. Сразу замечаешь, что у Валентины Ивановны дефицит общения. Говорит много и охотно на самые разные темы. С русского неожиданно переходит на французский, затем на английский, затем вновь на русский. Часто цитирует Библию и находит этим цитатам подтверждение из своей жизни. Улыбается так, будто понимает, что я скоро уеду, и она вновь останется одна с радиоприемником на батарейках, который работает через раз.

– Здесь тишина, покой, приезжаешь – и как в скиту: только ты и Господь Бог. Я по характеру пустынница. Я бы даже в монастырь не пошла.

Быт у женщины нехитрый. Электричества нет, отопление печное, заплатила мужикам из соседней деревни – пробурили скважину, провели водопровод. С дровами помогает батюшка, еду дважды в неделю привозят женщины из близлежащих сел.

– К постели и инвалидной коляске я прикована уже 25 лет, все делаю сама, – спокойно говорит она. И тут же, словно извиняясь, добавляет: «Хвалюсь Богом, а не собой. Утро у меня начинается с молитвы, потом себя привожу в порядок. Сама себя обслуживаю, сама готовлю, стираю, убираюсь. Основная цель у меня – это труд и молитва. Читаю Библию, это боговдохновенная книга. У меня одна парадигма – жить по Божьему закону».

– Вам не бывает страшно, скучно?

– Нет, нет, нет, – смеется в ответ. – Когда ты с Богом – вера спасает.

Отшельница с грустью говорит о том, что когда она на зиму перебирается в Москву, здесь бесчинствуют мародеры. Постоянно выбивают окна, украли уже три кровати, выбивают дверные косяки.

– И я перестала закрывать дверь, повесила на входе табличку: «Побойтесь Бога! Здесь живет инвалид».

Уже на днях отшельница покинет свой «скит», наймет машину, которая и перевезет ее в столицу. Одной ей здесь зиму не пережить. «Вернусь в свой скит в мае, как солнышко заблестит», – прощается с нами Валентина Ивановна.